М.М. Гудков

 

«Если Вы нейтрализуете пьесу…»:

Трансформация «Пурги» Д.А. Щеглова на американской сцене

 

Аннотация: Почти все советские пьесы в первой половине ХХ века подверглись на американской сцене существенным изменениям как со стороны переводчика, так и автора адаптации, а также самих создателей спектакля. Нередко англоязычная версия создавалась не прямо с русского оригинала, а с уже осуществленного перевода на один из европейских языков. Так, за океаном в 1929 году «Ржавчина» В.М. Киршона и А.В. Успенского шла в переводе, сделанном с французского, а годом позже «Рычи, Китай!» С.М. Третьякова – с немецкого. Вольное обращение с текстом было вызвано, прежде всего, отсутствием между двумя странами – СССР и США договора, защищавшего авторские права. Абсолютно то же самое происходило и с американской драматургией на советских подмостках. Однако с одной пьесой из СССР – «Пургой» Д.А. Щеглова – произошел на Бродвее поистине уникальный случай: драматург-коммунист сам подверг свое произведение «экзекуции». В центре доклада находится вопрос адаптации политически ангажированного драматургического произведения из сталинской России к специфическим требованиям коммерческого театра США.

 

Ключевые слова: Д.А. Щеглов, пьеса «Пурга», советская драматургия, американский театр, Бродвей, советско-американские литературные и культурные связи.

 

 

Maxim M. Gudkov

 

“If You Neutralize the Play...”:

Transformation of Dmitry Scheglov’s “The Blizzard” on the American Stage

 

Abstract: Almost all Soviet plays in the first half of the 20^th underwent significant changes on the American stage, both on the part of the translator and the author of the adaptation, as well as the creators of the play. Often the English version was created not directly from the Russian original, but from an already completed translation into one of the European languages. So, in the USA in 1929 Rust by V.M. Kirshon and A.V. Uspensky was translated from French, and a year later Roar, China! by S.M. Tretyakov – from German. The free handling of the text was caused, first of all, by the absence between the two countries, the USSR and the USA, of a legal basis that would protect copyright. The same happened with American drama on the Soviet stage. However, there was a unique case with the Soviet play Blizzard by D.A. Shcheglov: staged on Boradway: the communist playwright himself subjected his work to “execution.” The paper report focuses on the issue of adapting politically engaged drama from Stalinist Russia to the specific requirements of the US commercial theater.

 

Keywords: Dmitry Scheglov, play “The Blizzard” (“Purga”), Soviet dramaturgy, American theatre, Broadway, Soviet-American cultural links.

 

Почти все советские пьесы в первой половине ХХ в. подверглись на американской сцене существенным изменениям как со стороны переводчика, так и автора адаптации, а также самих создателей спектакля. Нередко англоязычная версия создавалась не прямо с русского оригинала, а с уже осуществленного перевода на один из европейских языков. Так, за океаном в 1929 г. «Ржавчина» В.М. Киршона и А.В. Успенского шла в переводе, сделанном с французского, а годом позже «Рычи, Китай!» С.М. Третьякова – с немецкого. Вольное обращение с текстом было вызвано, прежде всего, отсутствием между двумя странами – СССР и США – копирайта, защищавшего бы авторские права. Абсолютно то же самое происходило и с американской драматургией на советских подмостках. Однако с одной пьесой из СССР – «Пургой» Д.А. Щеглова – произошел на Бродвее поистине уникальный случай: драматург-коммунист сам подверг свое произведение «экзекуции».

Авторская адаптация сводилась к минимизации в произведении его пропагандистского пафоса и идеологии. Больше всего Щеглов подверг сокращению третье действие. Из американской адаптации оказался вычеркнутым такой диалог между большевиком Владимиром и его «красной женой»:

Владимир. <Чувствуешь> и работу, и опасность?

Оллан. И работу, и опасность. Всю жизнь! Немного жуткую. Но я люблю ее.

Владимир. И смерть?

Оллан. С тобой!

Владимир (весело). Это героично, но глупо.

Оллан. А если в этом… радость?

Владимир. Если гибнуть – зачем двоим?

Оллан. Когда любишь?

Владимир. Живи.

Оллан. Но если весело умереть…

Владимир. Когда смерть далека – над нею можно смеяться.

Оллан. Но ведь со смехом и умирать легче!

Владимир. Будем лучше со смехом жить. (Обнимает ее)¹.

Выпал и последующий после любовных объятий фрагмент текста, включающий описание сна героини:

Оллан. О чем ты задумался, Владимир?

Владимир. Шесть недель. Может быть теперь там гибнут товарищи, а я здесь радуюсь, что живу, что люблю… что сегодня вырвемся из этой одинокой юрты…

Оллан. Владимир, ты сам забыл свои слова: мы погибнем, когда это будет нужно, а сейчас мы живем! Ах, сегодня мне снилось. Мы с тобой были в гостях. Понимаешь, шли к твоим друзьям и вдруг… помню, во сне я очень старалась представить комнату и лица твоих… но не могла и вдруг мы попали к моей тете… тете Поли, которая была влюблена в Генри… (Замолчала. Взглянула на Владимира. Он, сосредоточенно сощурив глаза, смотрит на огонь. Оллан тряхнула головой, отбросила тяжелые воспоминания, засмеялась). А ты… ты был такой смешной… но такой милый… лучше всех. И ты так смеялся… ну просто – шокинг. И я тоже… и, понимаешь, – тетя, такая строгая, она вдруг вскрикнула и тоже стала хохотать. Это ты такой…

Владимир. Ужасный.

Оллан. Прекрасный! Но я хотела сказать совсем не то. Во сне меня спрашивала тетя… Кто он, кто его отец, откуда… Кого же я люблю?²

Естественно, что нельзя было оставить в американской адаптации и своеобразный гимн большевизму, «аллилуйю» адепту новоявленной безбожной религии:

Оллан. …Я не понимаю ничего в революции, но что хорошо, что плохо, я чувствую. Я раньше никогда не знала, и папа над этим смеялся, что можно жить без богатых – и рабочим, и всем от этого будет лучше. Я хочу все хорошо знать, чтобы не бояться спорить с отцом… (Тихо). Если я когда-нибудь увижу его. И, если эти большевики такие, как ты… они прекрасные люди!

Владимир. Когда люди любят друг друга – они всегда хороши.

Оллан. А ты хороший для всех! Ты живешь для других! Любимый!³.

От нетерпения поскорей продолжить революционную деятельность большевик затягивает песню каторжан «По снегу олень бежит… (Песнь беглого)» («По снегу олень бежит / Да копытами стучит. / Айда, айда, айда!»⁴), на ходу переиначивая ее слова на большевистский лад:

Владимир. …Эх, не могу дождаться, когда мы оттолкнем плот от берега. И фью… (Поет).

По снегу Олень бежит,

Он копытами стучит…

Песня, пожалуй, не годится для нашего случая:

По воде наш плот скользит…

Оллан. Владимир. Какой ты молодой. Сколько тебе лет?

Владимир. Двадцать девять.

Оллан. И мне двадцать два.

Владимир (поддразнивая). Да что ты? Ты годишься мне в дочери. (Пляшет).

Двадцать девять, двадцать два

Пара вышла хоть куда.

Сейчас мы будем на плоту⁵.

Казалось бы, американская адаптация здесь почти точно следует русскоязычному оригиналу:

Vladimir. …Ekh, I can’t wait until we push the raft away from the shore. (Sings).

The deer runs over the snow,

He stamps with his hoofs…

Of course, the song doesn’t fit our case.

Our raft glides over the water…

Ollan. Vladimir, how young you are. How old are you?

Vladimir. Thirty-nine.

Ollan. And I’m twenty-two.

Vladimir (Mocking). What are you saying? You might be my daughter. (Dances).

Thirty-nine, twenty-two,

What a couple!

We’ll soon be on the raft⁶.

Однако у Щеглова в оригинале импровизированная песня большевика на этом не заканчивается, у нее есть замечательное продолжение, в котором узнаваемо звучат строки «Интернационала» «Весь мир насилья мы разрушим…», – естественно, в бродвейской адаптации их советский драматург предусмотрительно опустил:

Оллан. А дальше?

Владимир. Дальше? Пожалуйста: «С женою старый мир взорву»⁷.

Убрал Щеглов и последовавший после радикальной песни сокровенный вопрос:

Оллан. Неужели без революции нельзя жить хорошо?

Владимир. Можно. Только…

Оллан. Не всем. Знаю. Поняла. Как я хочу скорее узнать твою жизнь!⁸.

«Пурга» Д.А. Щеглова разделила участь маргинального положения всей советской драматургии в коммерческом театре США, воспринимавшем ее «как инородное тело»⁹. В силу своей социально-агитационной направленности, открытой идеологической ангажированности она оказалась крайне востребованной сценой постреволюционной России, и те же качества произведения в театре другой общественно-политической формации – США – стали основным препятствием для его сценического воплощения. Необходимая адаптация драматургического материала к американской аудитории касалась нивелировки, «нейтрализации» ее пропагандистского пафоса, – того, что является сутью советского оригинала. Однако полностью редуцировать основную идею пьесы, без потери ее художественных качеств и сценичности, было невозможно, – что и сделало ее несоответствующей конвенциям Бродвея и обрекло на провал – как художественный, так и коммерческий. В истории западного и отечественного театра обращение американских сценических деятелей к щегловской «Пурге» осталось первым экспортом «красной» пьесы в США.

 

Примечания

¹ Щеглов Д.А. Пурга (Класс, человек, зверь): драма в четырех актах. Л.; М.: МОДПИК, 1927. С. 35–36.;Shcheglov D. The First Law (A Drama in Three Acts; Adapted from the Russian by Herman Bernstein and Leonid Snegoff). New York Public Library for the Performing Arts. Call Number: RM 1913. Sheet 3–2. В документе нумерация не сквозная, а по актам: при цитировании первая цифра означает номер акта, вторая – лист в составе указанного акта.

² Там же. С. 36–37; Ibid. Sheet 3–2.

³ Там же. С. 37; Ibid. Sheet 3–3.

⁴ «По снегу олень бежит…» (Песнь беглого), <№ 36> // Песни каторги (Песни сибирских каторжан, беглых и бродяг). Сборник В.Н. Гартевельда с приложением очерков о каторжных и тюремных песнях и поэзии С.В. Максимова, Н.М. Ядринцева, В.М. Дорошевича. Б. м.: Salamandra P.V.V., 2012. С. 56–57.

⁵ Щеглов Д.А. Пурга (Класс, человек, зверь). С. 39.

⁶ Shcheglov D. The First Law. Sheet 3–6.

⁷ Щеглов Д.А. Пурга (Класс, человек, зверь). С. 39.

⁸ Там же. С. 39–40; Shcheglov D. The First Law. Sheet 3–7.

⁹ Brown J.M. A Drama of Soviet Russia // New York Evening Post. 1929. 14 December. P. M9.

 

 

Максим Михайлович Гудков, старший преподаватель, СПбГУ, Санкт-Петербург, Россия. E-mail: m.gudkov@spbu.ru.

 

Maxim M. Gudkov, Senior Lecturer, St. Petersburg State University, St. Petersburg, Russia.

E-mail: m.gudkov@spbu.ru.

 

Ю.А. Клейман

 

Советские агитационные суды и пьеса Джона Вексли «Они не должны умереть»: миф и реальность правосудия

 

Аннотация: В докладе рассматриваются советские театрализованные суды 1920-1930 гг. и их перетекание из плоскости миметической в реальную судебную практику. С другой стороны, предметом доклада является премьера пьесы Джона Вексли, который инсценировал дело Скоттсборо за четыре года до его окончания. Бродвейский спектакль 1934 года, чье название звучало как аффирмация, получил широкий общественный резонанс и стал одной из вех этого судебного разбирательства.

 

Ключевые слова: американская драматургия и театр, Бродвей, Джон Вексли, дело Скоттсборо, правосудие, «Они не должны умереть».

 

 

Yulia A. Kleiman

 

Soviet Propaganda Courts and John Wexley's Play They Shall Not Die: 

The Myth and Reality of Justice

 

Abstract: The report examines Soviet theatrical courts of the 1920-30s and their flow from the performative into real judicial practice. On the other hand, the subject of the report is the premiere of a play by John Wexley, who dramatized the Scottsboro case four years before its end. The 1934 Broadway play, whose title sounded like an affirmation, has received widespread public attention and has become one of the milestones of this trial.

 

Keywords: American drama and theatre, Broadway, John Wexley, Scottsboro case, justice, They Shall Not Die.

 

Сцена суда – весьма распространенный для театра прием. Зачем театр на протяжении всей своей истории обращается к судебным разбирательствам? Во-первых, это суд как расследование, как проявление скрытого и выявление правды. Во-вторых – полное опрокидывание возможности хоть что-то узнать, насмешка над глупостью/подлостью судейских чиновников и над судом как бессмысленной волокитой и/или прикрытием мошенничества. В-третьих – суд как установление нового миропорядка.

Уже древнегреческий театр в двух разных своих ипостасях – трагедии и комедии – продемонстрировал разные варианты развития темы судопроизводства. Так, единственная дошедшая до нас древнегреческая трилогия – «Орестея» Эсхила – завершается сценой суда, который конституируется как место, где сталкиваются противоположные точки зрения – столь контрастные, что компромисс, достижение между ними договоренности в диалоге невозможны. Суд становится высшей инстанцией, высшей формой человеческой деятельности, чьи решения экстраполируются на все общество целиком.  В таком качестве суд возникает, например, и в пьесах «Венецианский купец» и «Мера за меру» Шекспира, призывая к тому, чтобы милосердие было не менее важным законом человеческого социума, чем юридические нормы. 

Подобный – перформативный – потенциал суда оказался распознан в XX в. Именно к нему можно отнести (помимо функции выяснения истины) послевоенные спектакли о судах (или реэнактменты судов) над нацистскими преступниками, которые нередко обладали большим резонансом, чем сами лежавшие в их основе процессы. Впрочем, раньше других перформативный потенциал юридической процедуры распознали дадаисты, создав в 1921 г. акцию «Суд на Моррисом Барресом», в котором роль обвиняемого была поручена манекену, судейскими стали сами организаторы, а публика выступила в качестве присяжных, чей суровый приговор реальный Морис Баррес, разумеется, оставил без внимания.

В Советской России 1920-х гг. и до 1935 г. огромной популярностью пользовались постановочные суды: суды над литературными героями, суды над животными, «Суд над бациллой Коха» (1924), «Суд над заразившем сифилисом жену» (1924),  «Суд над трёхполкой» (1925), «Суд над проституткой и сводницей» (1932), суд над вредителями колхозному делу «Не на живот, а на смерть» (1930) и многие многие другие. Историк литературы Михаил Дзюбенко в своей лекции1 подробно рассказывает о механизме таких судов, разыгрывавшихся при помощи театральных студий и нацеленных на мистериальную задачу сделать народные массы причастными к ритуалу судопроизводства и стереть границу между судами театральными и реальными. Поэтому любая пьеса – лишь сценарий, допускавший импровизацию, чьи рамки, впрочем, регулировались зачинщиками, провоцировавшими «народное» волеизъявление.  Всеволод Мейерхольд замечал в 1927 г.: «Для такого мещанина, для такого потребителя надо обязательно создать свой «театр мещан» (смех), то есть туда будут пускать только мещан (аплодисменты). Но как же такой театр создать? — Он уже создан. <…> Я говорю о судах (смех). Загляните в любой нарсуд. Это изумительный спектакль!»2.  

Неизвестно, насколько о подобной практике театральных судов был осведомлен марксист Джон Вексли, несомненно, интересовавшийся культурой молодого советского государства. В феврале 1934 г. на сцене нью-йоркского театра «Гилд» был поставлен спектакль «Они не должны умереть» по его одноименной пьесе3. Драматург инсценировал дело Скоттсборо4, что все зрители, несмотря на вымышленные имена и названия, безошибочно считывали. Американские драматурги вообще нередко обращались к криминальным кейсам и разным аспектам судопроизводства: «Суд», «Мелочи», «Счетная машина», «Машиналь», «Чикаго», «Убить пересмешника», «Двенадцать разгневанных мужчин» в разное время игрались на бродвейской сцене. Но пьеса Вексли и ее постановка выходили за рамки художественного события. Политический театр рождался в 1930-е, вызывая неизбежные дискуссии о праве сценического искусства на постановку пьес с однозначным политическим мессиджем. 

Спектакль театра «Гилд», чье название само себе звучало как аффирмация, в разгар процесса выглядел смелым жестом, учитывая, что подписчиками театра были люди отнюдь не леворадикальных взглядов, а пьеса открыто осуждала молчаливое потакание расовой дискриминации. Третье действие было целиком отдано на откуп судебной процедуре и демонстрировало силу защиты и слабость обвинительной стороны. Однако зрители слышали в финале за сценой смех присяжных и понимали, что реальная «вина и невиновность ничего общего с делом не имеют»5.

Не достигнув финансового успеха (спектакль с огромным составом исполнителей был сыгран всего лишь 62 раза), театр выиграл в общественном мнении – спектакль благосклонно приняли критики очень разных лагерей. На премьерном нью-йоркском показе присутствовали адвокат юных чернокожих подсудимых Сэмюэл Лейбовиц (позднее он даже предлагал исполнить в спектакле роль самого себя), ставший прототипом харизматичного адвоката Рубина, и мэр Нью-Йорка Фиорелло Ла Гуардиа. 

Реакция зрителей премьерного показа была восторженной, а репортер Ф.Р. Дэниэл, присутствовавший ранее на заседаниях в Алабаме по делу Скоттсборо, писал в своей рецензии об абсолютной правдивости пьесы и спектакля6. Правдоподобие спектакля и «своего» персонажа (эту роль исполнила знаменитая актриса Рут Гордон) подтвердила и одна из лжесвидетельниц Руби Бейтс: Международный комитет защиты рабочих привез ее на показ спектакля в Нью-Йорке. В преддверии спектакля «Гилд» организовал публичную дискуссию, итогом которой стало следующее признание: «Мы критически относимся к режиму Гитлера, к Муссолини, и даже к России, но прямо у нас на глазах происходит нечто, что затмевает что-либо имевшее место в Европе»7. 

Постановку пьесы посчитали значительным событием такие известные критики, как Брукс Аткинсон8 и Джозеф Вуд Кратч, поставивший в своей рецензии9 ряд важнейших вопросов по отношению к политическому театру в целом. Может ли спектакль изменить мнение тех, кто читает газетные заголовки и может ли привлечь в театр тех, кто их не читает? Применим ли в полной мере искусствоведческий инструментарий к пьесе, столь связанной с актуальной повесткой? Критик отвечал на него отрицательно: в случае с «Они не должны умереть» зритель должен довольствоваться значимостью отображаемого события, яркостью этого отображения и тем, что эти три часа в театре (для Бродвея – много!) доставляют ему мучение, а не удовольствие. 

С восторженным мнением критиков о постановочной стороне спектакля  спорил рецензент «левого» журнала New Theatre, заявляя, что ставить пьесу в реалистических декорациях (на этот раз ничто не выдавало в сценографии Ли Саймонсона его былой приверженности экспрессионизму) и в режиссуре Филипа Мёллера – ошибка: «Пьесу должен был ставить Пискатор <…> революционная пьеса требует революционной постановки»10. Впрочем, даже леворадикальный критик отмечал смелость театра «Гилд» в выборе этого материала. 

Что же стало косвенным следствием спектакля «Они не должны умереть»? Лишь четверо (или всего четверо, учитывая судебную практику в отношении афроамериканцев до этого дела) были освобождены в 1937 г., но после того, как провели шесть лет в тюрьме, пока длилось дело. Остальные пятеро получили близкие к пожизненным тюремные сроки (некоторые потом были освобождены досрочно), но и это был первый случай в истории США, когда признанные виновными в изнасиловании белых женщин чернокожие американцы не были казнены. К еще одной небольшой «победе» гражданского общества можно отнести участие афроамериканца (одного!) в судебном слушании 1935 года в качестве присяжного. 

К косвенному влиянию резонанса и судебного кейса, и спектакля можно отнести и то, что в 1935 году на показе оперы «Порги и Бесс» в зрительном зале впервые была преодолена сегрегация (для этого исполнителю роли Порги пришлось поставить ультиматум и выкупить места в партере, но тем не менее). 

Джон Вексли сделал карьеру в кино – он был сценаристом таких знаменитых фильмов, как «Признания нацистского шпиона» и «Ангелы с грязными лицами» – а потом сам оказался на скамье подсудимых, представ перед комиссией по расследованию антиамериканской деятельности и оказался в черном списке Голливуда. Впрочем, и эта несправедливость в конце концов была устранена: драматург и писатель дожил до 1985 года, успев внести значительный вклад и в театр, и в кино, и в публицистику. 

 

Примечания

1 Дзюбенко М. Театрализованные суды в СССР 1920х годов. https://rutube.ru/video/4594875f157d3c7ac51c3df89f1ef302/

2 Мейерхольд В.Э. Доклад о «Ревизоре»// Статьи, письма, речи, беседы: В 2 ч. Ч. 2. М.: Искусство, 1968. (1917 – 1939).

3 Wexley J. They Shall Not Die. New York: A. A. Knopf, 1934. 191p.

4 Печально знаменитое дело по обвинению девяти афроамериканцев в возрасте от 12 до 19 лет в изнасиловании двух белых женщин тянулось с 1931 по 1937 гг.

5 Nadel N. A Pictorial History of the Theatre Guild. New York: Crown Publishers, Inc., 1969. P. 134.

6 См. Walday R. Vintage Years of the Theatre Guild. 1928-1939. Clevelend and London: The Press of Case Western Reserva University, 1972. P. 178.

7 Цит. по: Ibid. P.183.

8 Atkinson B. John Wexley’s They Shall Not Die, based on the Scottsboro case // New York Times. 1934. February 22. 

9 Krutch J.W. Newsreel // The Nation.1934. March 7. 

10 Ibid.

 

 

Юлия Анатольевна Клейман, доцент, Российский государственный институт сценических искусств, Санкт-Петербург, Россия. E-mail: spbgati@mail.ru

 

Yulia A. Kleiman, PhD in Arts, Associate Professor, Russian State Institute of Performing Arts, Mokhovaya str. 34, 191028 Saint Petersburg, Russia. E-mail: spbgati@mail.ru

 

 

Н.В. Семенова

 

Репрезентация позднего советского театра в Вестнике ВААП

 

Исследование выполнено в ИРЛИ РАН при поддержке гранта РНФ № 24-18-00787 «Соцреализм “постмортем” (Поздняя советская эстетика: практики и теория искусства, институции, культурные контексты. 1970-е–1980-е годы)».

 

Аннотация: Представлен краткий обзор театрального Вестника Всесоюзного агентства по авторским правам (ВААП) за 1977–1983 гг. Фокус сделан на рубриках Театральная жизнь в СССР и публиковавшихся пьесах, что позволяет дать представление о том, как формировался облик советского театра для зарубежной аудитории.

 

Ключевые слова: ВААП (Всесоюзное агентство по авторским правам), поздний советский театр (1970-е – 1980-е гг.), Вестник ВААП («Пьесы в СССР», «В советском театре», «Советский театр»).

 

 

Natalia V. Semenova

 

Late Soviet Theatre in Theatrical Bulletin of The Copyright Agency of the USSR

 

The research was supported by RSF (project № 24-18-00787, Socialist Realism “Post-Mortem” (Late Soviet Aesthetics: Art Practices and Theory, Institutions, Cultural Contexts. 1970s – 1980s)).

 

Abstract: The overview represents the history of late Soviet Theatre reflected in the Theatrical Bulletin of the Copyright Agency of the USSR (1977–1983). The focus is on two sections of the Bulletin (Theatre life and Plays). The result of the analysis is an idea of formation of the look from outside on late Soviet Theatre.

 

Keywords: VAAP (The Copyright Agency of the USSR), late Soviet theatre (1970s – 1980s), Theatrical bulletin of VAAP.

 

27 мая 1973 г. СССР стал полноправным участником Всемирной (Женевской) конвенции об авторском праве 1952 г. в ее первоначальной редакции, и уже 20 сентября 1973 г. на основе Всесоюзного управления по охране авторских прав (ВУОАП) была создана общественная организация Всесоюзное агентство по авторским правам (ВААП). Агентство занималось издательской, маркетинговой и гастрольной деятельностью, заключало договоры и выплачивало авторские гонорары. Применительно к театру в его функции также входило «обеспечение информацией советских зрелищных предприятий о новых драматических произведениях и снабжение их этими произведениями»1 и рассылка информационно-рекламных материалов.

Одним из таких изданий был Вестник ВААП, освещавший актуальную театральную жизнь в позднем СССР. Он выходил с 1977 г. по 1990 гг. (более поздних номеров не обнаружено) и за 15 лет существования сменил три названия: «Пьесы в СССР» (1977), «В советском театре» (1978–1982), «Советский театр» (1983–1990). Вестник ВААП представляет собой альтернативный взгляд на историю советского театра конца 1970-х – 1980-х гг. – облик советской культуры, который транслировался зарубежной аудитории.

Издание включало несколько постоянных рубрик: театральная жизнь СССР; информация о советских спектаклях за рубежом и иностранных постановках на советской сцене, межкультурных обменах и контактах (в частности, резюме фестивалей); анонсы пьес, портреты драматургов и режиссеров (в том числе интервью с ними), представления театров; книжные новинки; экскурсы в историю советского театра. Данный обзор охватывает выпуски за 1977–1983 гг. и фокусируется только на двух разделах.

Рубрика Театральная жизнь СССР преимущественно содержала информацию о знаковых премьерах. Так, например, на страницах Вестника ВААП публиковались обзоры следующих постановок: «Золотые костры» И. Штока, Малый театр (№1(2), 1977), «Долгожданный» и «Молва» А. Салынского, Театр им. В. Маяковского (№2(3), 1977, №2, 1981), «Версия» А. Штейна, Московский академический театр им. Моссовета (№1, 1978), «Мы так недолго живем» И. Касумова, Московский театр им. Гоголя (№ 1, 1979), «Если» С. Алёшина, Московский театр на Малой Бронной (№2, 1979), «Синие кони на красной траве» М. Шатрова, Московский театр им. Ленинского комсомола (№1, 1980), «Деньги для Марии» В. Распутина, Московский театр им. Ермоловой (№2, 1980), «Брысь, костлявая, брысь!» С. Шальтяниса, Московский театр им. Станиславского (№ 3–4, 1980), «Веранда в лесу» И. Дворецкого, Ленинградский академический театр им. Пушкина (№1, 1981), «Ретро» А. Галина, Малый театр (№1, 1982), «Сашка» В. Кондратьева, Театр им. Моссовета (№2, 1982), «Воспоминание» А. Арбузова, Театр на Малой Бронной (№ 3, 1982), «Юнона и авось», Ленком (№4, 1982), «А все-таки она вертится» А. Хмелика, Центральный детский театр (№1–2, 1983), «Равняется четырем Франциям» А. Мишарина в двух московских театрах (№4, 1983) и ряда других.

С 1981 г. Вестник ВААП начал помещать у себя полные тексты пьес («А зори здесь тихие» Б. Васильева, № 1, 1981; «Молодая гвардия» А. Алексина по роману А. Фадеева со стихами Р. Рождественского, №2, 1981; «С легким паром! (Однажды в новогоднюю ночь…)» Э. Брагинского и Э. Рязанова, №3, 1981; «Молва» А. Салынского, № 4, 1981; «Вызов» Г. Маркова и Э. Шима, №1, 1982; «Оптимистическая трагедия» Вс. Вишневского, №2, 1982; «Воспоминание» А. Арбузова, №3, 1982; «Святая святых» Иона Друцэ, №4, 1982; «Революционный этюд («Синие кони на красной траве»)» М. Шатрова, № 1–2, 1983; «Сашка» В. Кондратьева №3, 1983; «Ретро» А. Галина, №4, 1983). Часть из этих произведений являлась републикацией вслед за журналом «Театр». Однако Вестник также заботился о продвижении советской «классики» и классиков, размещая репортажи о только что вышедших спектаклях и канонический текст драмы («Новые постановки “Оптимистической трагедии”» в СССР и за рубежом, №4, 1981) либо отводя половину выпуска одному драматургу («Воспоминание» Арбузова, № 3, 1982). При этом отмечается общая для советского театра лакуна – практически полное отсутствие текстов и спектаклей, написанных и поставленных женщинами (редкие исключения – анонсы пьес А. Соколовой и Л. Петрушевской, специальные репортажи об американском спектакле Г. Волчек «Эшелон» по пьесе М. Рощина и пьесе «Экспромт – фантазия» В. Токаревой).

Вестник ВААП соблюдал принцип разнообразия: советский театр на его станицах позиционировался как многонациональный (хотя и локализованный территориально пределами Москвы и Ленинграда) и объединяющий различные поколения авторов, режиссеров, актеров. В результате, агентству удалось создать свою социально-культурную экосистему в том числе благодаря представленному здесь изданию. У ВААП сложилась когорта драматургов, которые регулярно появлялись на страницах Вестника, выезжали за границу в составе делегаций ВААП и участвовали в переговорах с иностранными партнерами организации. В круг авторов входили А. Арбузов, М. Рощин, А. Салынский, М. Шатров, А. Штейн, С. Алешин, И. Дворецкий, С. Михалков, Л. Устинов, В. Розов и др., чьи пьесы были восприняты за рубежом как «комбинация пропаганды о новом гуманизме с теплым чувством юмора»2.

 

Примечания:

1 Устав Всесоюзного агентства по авторским правам. Утвержден Конференцией учредителей Всесоюзного агентства по авторским правам 20 сентября 1973 г. (с изменениями, утвержденными Конференцией учредителей ВААП 22 мая 1981 г.). [М.], 1983. С. 8. С этой же целью под грифом агентства и под эгидой Союза писателей СССР публиковался информационный бюллетень «Новые пьесы» (издавался с 1952 г. ВУОАП).

2 Koivunen A. Soviet Drama with Commercial Breaks: Living the Cold War in 1970s Finnish Television // Remapping Cold War Media. Institutions, Infrastructures, Translations. Ed. by A. Lovejoy, M. Pajala. Indiana UP. P. 68.

 

 

Наталья Валерьевна Семенова, кандидат филологических наук, доцент кафедры истории русской литературы СПбГУ, Санкт-Петербург, Россия. E-mail: n.v.semenova@spbu.ru.

 

Natalia V. Semenova, PhD in Literature. Associate Professor, Saint-Petersburg State University, Department of History of Russian Literature, Saint-Petersburg, Russia. E-mail: n.v.semenova@spbu.ru.